АНАСТАСИЯ КИНАШ: «Не верю в муз и вдохновение»

В поэтических кругах эту девушку знают многие. Ещё бы, сложно не запомнить остроумную, изящную барышню, которая впоследствии пленяет своим красноречием, мудростью и таким особенным взглядом на всё вокруг. Беседу с ней мне захотелось вынести на широкую публику, и дело даже не в недавнем громком успехе на международном фестивале, а в том, что эта талантливая, до безумия интересная и ироничная девушка заслуживает, чтобы о ней говорили.

– Настя, когда сказали, что ты вошла в топ-15 авторов международного фестиваля «Всемирный день поэзии», какие у тебя были эмоции?

– Поскольку я относительно стандартный и скучный человеческий индивид, то я очень обрадовалась. Не будем лукавить и скажем честно, любому товарищу-пишущему очень приятно слышать о своих достижениях и победах на литературных полях сражений. А тут у меня получилось пробиться на тот самый «массово-тусовочный» конкурс, куда я обычно не добиралась… Пролетела уже два раза над гнездом кукушки, то есть Тавриды (Всероссийский молодёжный образовательный форум — прим. автора). До этого меня назвали лауреатом Справедливая России и Балтийский Кубок поэзии, этим достижением была и буду очень довольна. Но это лишь импульс к дальнейшему росту и развитию. Я давно уже убедилась, что без упорной работы ничего в стихах не получится толком. Если ты, конечно, не гениален по умолчанию, а я вот точно по умолчанию не гениальна.

– Ты участвовала и побеждала ещё во многих поэтических конкурсах, расскажи об этом.

– Знаете, как-то так получилось, что, став взрослой почти-тетей, на которую смотрят с недоверчивым умилением, если она пытается купить пару киндер-сюрпризов, – я успела уже много фестивалей и конкурсов объездить. Можно начать писать мемуары. Из самого яркого (и болезненного) – это Оскольская Лира 2017 года, где я героически взяла гран-при и не героически потеряла палатку. У нас с подругой её украли. Но Оскольская Лира всё равно получилась замечательной. Тем паче, что невинно умыкнутая палатка – исключительно наша вина.

– Настя, вспомни, как ты вообще начала писать стихи?

– Старая, добрая история, которую я рассказываю, словно бабушка семейную легенду внукам. Наверное, это хорошо. В общем, корни уходят в детство – первый великолепный стих написала в пять лет. Помню его дословно, но позор – штука цепкая, поэтому просто скажу, что там было про осень, падающие листочки и зиму (листочки потом переврали в цветочки). Мама сперва посчитала, что я злостный плагиатор журнала «Мурзилка», но ничего доказать не смогла и успокоилась. Правда, она попросила меня поэтом не становиться: пожалеть её, но я не послушалась.

– Мне известно, что мы с тобой воспитанницы одного вуза, расскажи, пожалуйста, как БелГУ и преподаватели повлияли на тебя?

– На самом деле, в океане шуток и саркастических постов про бесполезность филфака я держусь другого берега. Хотя, по сути, я всё ещё студент-магистрант (физическое моё присутствие из-за параллельной работы минимально, увы) и люблю свой факультет. Во-первых, учиться тут приходилось и приходится на полном серьёзе – я многое узнала, научилась справляться с трудностями и прокачала хладнокровие по максимуму. Написать статью за три дня до сдачи (в лучшем случае), сделать несколько практических работ сразу, заполнить одновременно несколько читательских билетов – всё это пугало и ужасало меня на первом курсе, но сейчас, прочувствовав реальный суровый мир работы, – у меня только приятные воспоминания об учёбе.

Нам очень повезло с преподавателями (хотя мы тоже были довольно адекватной группкой студентов). Не хочу даже начинать перечислять фамилии, чтобы не забыть кого-нибудь по глупости и рассеянности. Спасибо им всем. Кроме того, филологический факультет подарил мне замечательную и необходимую способность – говорить в любой непонятной ситуации, даже если она тебе самому непонятна. Очень спасает в умеренных количествах. Правда, покаюсь сразу, в русской орфографии и пунктуации я все ещё безнадёжна. Наверное, это уже не вылечить. Так что никаких тотальных диктантов. Никогда.

– Кого из поэтов считаешь своим кумиром?

– Я уже пыталась худо-бедно рассказать о своей вселенской любви к поэтическому слову. Но, как сказал мне один знакомые пишущий товарищ: «Называй фамилии, а не хлопай глазками, когда спрашивают». Всё равно не знаю, что тут можно ответить. Знаете, «не возводите себе кумира» и так далее. Я восхищаюсь многими авторами. Сейчас тихо и восхищённо читаю Губанова, Луну Манакури, Линор Горалик, Ольгу Седакову. Но это не поклонение, а просто уважение и умеренное восхищение. Хотя в прозе мой абсолютно любимый автор (я читаю очень-очень много, – моя тихая гордость библиотекаря) – Милорад Павич.

– Сможешь назвать два любимых стихотворения? Одно собственное, второе другого автора.

– Со своими – сложно: по мере того как я пишу и живу, меняются предпочтения. Мне больше всего нравится свой текст про самоубийцу, но у нас тут вроде как позитивное интервью, где о себе нужно в позитивном ключе говорить. Так что пусть будет это:

Очень сложно сказать, где осечка случилась и как.
Повлияет дефект на слабеющий твой механизм.
Если будешь маяк, то целующий темень маяк,
Если тень, то ничья.
Вот такая дурацкая жизнь.

Рассмеется вовсю в поликлинике дяденька-врач,
Когда ты наконец попадешься к нему на прием:
«Вы здоровы, дружок.
Вы звонки и упруги, как мяч.
А умрете, так что? Все мы, все мы (неправда) умрем…»

Город пахнет золой, он горит здесь три раза на дню,
А потом возрождается.
Ты – его пыль и гранит.
Ты рождён для битья, ты рожден, чтоб попасть в западню.
Человек без амбиций.
Планета без красных орбит.

Я целую тебя, звонко губы касаются лба,
И немеющий вечер сползает в колодцы дворов.
Если будешь судьба, то грызущая небо судьба,
Если дождь, то слепой.
Если гимн, то похожий на рёв.

Непонятно одно – почему в русле этой реки
Беспощадной,
Влекущей тебя по течению вниз….
Ты касаешься света ладонью,
Как пса,
Вопреки,
И он льнётся к рукам.
Вот такая дурацкая жизнь.

Любимых текстов и авторов очень много. Поэзию читаю вне времени и системы – классики и современники одинаково дороги и любимы. Очень люблю Пастернака («Магдалина», «Сказка»), Гумилёва («Волшебная скрипка»), Блока («Из газет») и несть им числа остальным. Из современников всех не вспомню никогда.

– Насколько твои стихотворения отображают твою реальную жизнь?

– Мне тут сложно судить, потому что опять же я ворвусь в дебри литературных дискуссий на тему, о чём лучше вещать поэзии. Есть такая позиция, что стихи – это ни в коем случае не дневник и все ваши внутренние метания должны перерабатываться в поэтический текст и ни во что иное. Я тоже считаю, что свою подноготную писать побуквенно не стоит. Но стихи, которые не от жизни отталкиваются, чаще всего – не самые хорошие стихи. В любом образе, если хорошенько прицениться, сквозит личное переживание. А уже насколько личное и насколько сквозит – дело автора.

– Как к твоему увлечению относятся родители и другие близкие? Наверно, очень гордятся?

– Фуф, самый насущный вопрос и актуальный. Моя мама до сих пор является ярым сторонником позиции: «пиши стихи о котиках, любви и радужных единорогах». Я не то чтобы против котиков, наоборот, я очень даже «за», но со стихами у меня мамины наказы не срабатывают. Тут опять же много подводных камней. Мама уверена, что всё плохое, что случается в моих текстах, происходит и с моей реальной тушкой, что не совсем так. Литературоведы давно спасли авторов от слишком уж щепетильного разъяснения вопроса, придумав такое существо, как лирический герой. И вроде как пишется через призму его восприятия. Как я уже говорила, 100-процентной отстраненности в хорошем тексте быть не может, но речь не о том. Мама думает (отчасти справедливо), что стихи мои мне утяжеляют жизнь. Но при этом моей стихо-деятельности она никак не мешает. Наоборот, мамо-папский десант не раз меня выручал, подвозя и привозя с дальних фестивалей-конкурсов и собирая в дорогу провизию. Ну, и рискну предположить, что мои успехи на литературном поприще их обоих-таки радуют.

– Как считаешь, станет ли поэзия частью твоей жизни?

– Я, конечно, не мастер логических умозаключений (математику хорошо любила и знала только в школе, а в университете время выбило из меня последние вычислительные крупицы информации), но рискну предположить, что поэзия уже этой самой частью жизни стала. И я могу только уповать и верить в то, что так будет ещё очень-очень долго. Хотя иногда, когда литературная деятельность и жизнь пенится кипучим морем и швыряет меня туда-сюда, я подумываю над тем, что неплохо было бы выучиться на водопроводчика и стихи читать только на поздравительных открытках. Но это почти шутка, в которой если и есть доля правды, то минимальная.

– Негативную критику встречаешь? Как часто и какова твоя реакция?

– Да. И достаточно часто. Так что никаких оливковых венков и лавров – критикуют меня всегда серьёзно и с удовольствием, что есть замечательно. Это я про адекватную критику. Я частый завсегдатай литературной студии, и там мои тесты всегда разбирают на атомы (это полезное разбирание). Смутно полагаю, что если нет критики, то и предмета разговора, то есть текста, тоже нет. Иногда, правда, могут появляться странные товарищи-люди, которые пишут странные вещи. Это не только применительно ко мне работает. Главное правило – не принимайте близко к сердцу, но и полностью все-таки из головы не выбрасывайте. Здоровая критика всегда выправляет возможные (очень даже возможные) текстовые недостатки.

– Какой самый дельный совет в творческой деятельности тебе давали?

– Много советов хороших. В летней творческой школе Суздаля научили писать и коротким, и длинным текстом. Да и вообще многому научили. Спасибо Константину Рубинскому, который из моего подросткового поэтического безобразия много лет назад выудил что-то хорошее. Из последнего критического – работать в разных формах и размерах. Я вот пытаюсь мочь в эти самые размеры встроиться (я тот самый человек, который и под дулом автомата ямб от хорея не отличит).

– Как ты считаешь, способность писать стихи – это талант или обычный навык, который можно выработать?

– Должна быть золотая середина. На одном таланте далеко не уедешь – приходится постоянно писать и читать, читать и писать. Я особо не верю в муз и вдохновение (хотя в него, наверное, верю), иногда (очень даже часто) приходится писать без этих двух компонентов. С другой стороны, если стихи – это совсем не ваша стезя, никакой, даже самый упорный труд, в них не вдохнёт жизнь. Хотя всё это субъективно и может быть вовсе не так.

– Если бы тебе предложили внушительную сумму, при условии, что ты должна отказаться от авторства какого-нибудь стихотворения, каков был бы твой ответ?

– Это был бы идеальный способ откреститься от плохих стихов (шутка). Очень надеюсь, что жизнь меня никогда не поставит в такое неловкое положение.